(c) Олди

[NEKT]

"С детства ненавижу удачливых," - подумалось Абу-т-Тайибу, когда

из-за дальнего бархана вывернул такой же одинокий, как и он сам, всадник;

и клич радости огласил пески.

Поэт в досаде забыл добавить: "Но удача еще никому не мешала," - ибо

клич вполне мог оказаться куда более многоголосым, а встретить одного

преследователя несомненно лучше, чем дюжину ему подобных.

Будем спорить?



Не узнать всадника пристало лишь слепому: даже самый щеголеватый из

бедуинов не станет скакать по пустыне, вырядившись женихом. Кроме разве

что жениха. Того самого жениха из маленького, но гордого племени Бену

Кахтан, куда Абу-т-Тайиба позавчера чуть ли не силком затащили на свадьбу.

Шейхам племени было лестно присутствие на празднике знаменитого поэта, а

самым ретивым охота была проверить: сможет ли похититель столичных сердец

привести в восхищение привередливых детей пустыни?

- Мадх! - закричали кахтаниты хором, после того как обильные дары

были разложены перед гостем. - Хвалебный мадх в честь невесты!

А одноглазый крепыш, слывший меж соплеменниками знатоком прекрасного,

добавил с ехидной усмешечкой:

- Хвалебный мадх с "серой" рифмой, как однажды пел Ибрахим Счастливец

перед повелителем правоверных, мир им обоим!

Абу-т-Тайиб поднялся, не коснувшись руками ковра, с достоинством

поклонился собравшимся и начал, аккомпанируя себе на чьей-то изрядно

расстроенной лютне:



Ты горбата и зобата, и меня гнетет забота:

Если будешь ты забыта - не моя вина, красавица!



Ты бежишь быстрее лани, ты бредешь, пуская слюни,

Предо мною на колени скоро встанешь ты, красавица!



О, бока твои отвесны, и соски твои отвислы,

Убежать смогу от вас ли, если...



В упоении "серым" мадхом, чья импровизация требовала от сочинителя

всего напряжения душевных сил, Абу-т-Тайиб позорно упустил из виду, что

шумные знатоки далеко не всегда являются знатоками истинными, и заказчик

может быть подталкиваем скорей гонором, нежели знанием тонкостей. Ни

одноглазый, ни его соплеменники, как вскоре выяснилось, и понятия не имели

о правилах стихосложения. Знай они заранее, что славное восхваление

Ибрахима Счастливца начиналось с описания собачьей подстилки с целью

дальнейшего противопоставления ей дворца повелителя правоверных... О,

тогда бы они, разумеется, дослушали бы мадх до конца и поняли всем

сердцем: их гость намеренно начал с описания верблюдицы, на которой

доставили невесту к шатрам жениха, дабы оттенить сим сравнением всю

прелесть девушки! Поняли бы, и не стали гневаться, и подарили бы певцу

вышеупомянутую верблюдицу вместо того, чтобы ворчать и рычать яростными

львами, размахивать мечами и потрясать копьями, швыряться камнями и

гоняться за оскорбителем по всей пустыне, обещая сунуть его раздвоенный

язык в места много худшие, нежели блюдо с мясом в уксусе!

Ах, и впрямь опасно рассыпать жемчуг перед хрюкающими!

Плащ закона гостеприимства спас Абу-т-Тайиба от немедленной расправы,

но едва истек второй час после его бегства, как кахтаниты дружно ринулись

в погоню. Впрочем, сперва неудача в поисках, а затем ночная гроза

поохладила горячие головы (или кто-то из шейхов вспомнил-таки основы

стихосложения, за что хвала создателю миров!) - короче, лишь оскорбленный

жених продолжил рыскать меж барханами и оазисами, кусая губы.

Докусался, везунчик.

Догнал.