Выехал немного покататься вечером.

Неплохо получилось - дороги у нас хорошие, во дворах асфальт получше чем на тротуарах.

Никогда не думал, что вечерами столько велосипедистов катается.... на одном перекрестке впятером разъезжались...

Еду уже домой дворами по траве.... Ничего не видно - темень. Вдруг замечаю что в траве что-то бултыхается. Подъезжаю ближе - вижу, играют два котенка.

---

чувствовали ли вы, что еще немного и есть шанс сделаться чьим-то воплощением?

---

Действие наркотиков на психику пауков.

www.mojbred.com/266.html

(бедняжки - прим. нект.)

---

*думает открыть школу гадания по кошкам*

---

кто чем питается

зы.... а я думал что 15 баксов на человека и его кошек в неделю это мало...

---

только вчера купил, а сидеть на нем уже больно.

---

Фрай.

Все люди паталогически глупы. Следовательно - я человек.

---

- Официант, принесите мне что-нибудь лёгкое.
- Какое вам лёгкое? Козлиное или баранье?
- Вы что?! Мне, пожалуйста, что-нибудь вегетарианское!
Через несколько минут официант приносит большой кусок мяса с воткнутой в него вилкой.
- Что это?! Я же просил вегетарианское!
- Как что? Ляжка вегетарианца в собственном соку! (с)

---

Забавно...

Копаю мотивы....
Копаю так глубоко как только могу...
Мозги перегружаются из-за обилия накопанных мотивов, подмотивов, вероятностей и прочего мусора...
Вобщем в результате снижающейся производительности мозги выдают ответ "ибо хочется".

и как мне теперь с ними общаться?

---

задаюсь вопросом...


Как различить частное в общем?

---

ох... чуется мне извлеку я еще оди урок в ближайшее время...

и называться он будет "Если действовать, то сразу."

---

еще два дня до горячей воды.

---

вот я и пополнил стан двухколесных монстров...

осталось купить
* палатку
* ноутбук
* автономное зарядное утройство (с ним больше вго вопросов)

и можно отправляться в поля работать.


наверняка я в списке не все упомянул, но тем не менее Что первое в голову пришло

---

о любопытстве

... да, нюхать свечку, наверно, больно ...

---

я еще помню где живет огонь. рад.

---

... а от меня все отписываются и отписываются... а я так и не улавливаю - кто....

мне подозрительно...

---

ох.... меняем вектор.... цель предварительно намечена....

---

У Никты, когда она видит муху, челюсь трясется - примерно как если бы человек быстро говорил "ц-ц-ц-ц" зубами...

---

он же

Великодушный демиург понимает: людям совсем не обязательно знать, что рассчитывать им не на кого.

---

Фрай. Макс.

Явилась с утра пораньше. Порог не переступает, но совсем близко стоит. Спрашивает: сегодня придешь играть?

Я-то как раз не собирался, сыт ее играми по горло, но она поджимает губы, щурится презрительно: боишься?

Еще чего. Не хочу, это да. Надоело. Не позвала бы, так и не пришел бы. Но - боюсь?! Было бы чего бояться. Сама она боится. Я бы так и сказал, но она уже убежала. Дура вредная.

Плохо тут вот что: она, небось, опять будет водить. Она почему-то всегда водит, хотя, вроде бы, надо по очереди. Но остальные не возражают. Все же она старше всех. Наверное поэтому слова ее имеют особую силу, да такую, что нам и не снилось... И - ну да, считается, что с нею интересно. Всем, или почти всем, но уж точно не мне.

Она не любит меня, вот в чем загвоздка. Терпеть не может. Виду не подает, но это чувствуется. Вроде бы мы никогда открыто не ссорились, но вот не нравлюсь я ей, и все тут, точка. "Хитрая, наглая черномазая рожа!" - вот что она думает, когда видит меня. На себя посмотрела бы, тоже мне красотка...

Но она - да, что и говорить, отлично водит. Она то и дело изобретает какие-нибудь новые правила, поэтому игра никому не надоедает. Когда мы только начинали играть, все было просто и понятно: можно мерить землю "гигантскими шагами", шагать так широко, как только получится, или же "гномьими" шажочками, длиной в половину ступни, передвигаться - как повезет. Или просто стоять на месте, если тот, кто водит, не называет твое имя. Стоять - это (кто играл, знает) хуже всего. Потому что сто "гномьих" шагов все-таки гораздо больше одного "гигантского", какими бы длинными ни были твои ноги, а значит, всегда есть шанс - у всех, кроме того, кто стоит на месте.

Так вот. Она никогда не называет мое имя. Кто-то получает задание чаще, кто-то реже, но я - никогда. Сколько играем, а я еще ни шагу не сделал. Потому и не хотел сегодня идти: что толку начинать игру, если опять буду столбом стоять, как дурак?

А поиграть по новым правилам - ну да, конечно хотелось бы! Теперь про "гигантские" и "гномьи" шаги никто уж и не вспоминает. Теперь она дает совсем иные задания. "Три жабы", например. Это значит - расставить ноги пошире, присесть на корточки и прыгнуть три раза, не выпрямляясь. Или "восемь цапель" - вышагивать, задирая колени высоко, к самому подбородку. Иным приходится гусеницей ползти, или зайцем метаться, а кому-то - обезьяной скакать, цепляясь руками за ветки, не касаясь ногами земли. А то вдруг велит сделать "два перекатиполя" - это значит, что нужно свернуться клубком и катиться по земле, кувыркаясь, пока сил хватит, а потом остановиться, передохнуть - и еще раз. Я бы долго мог катиться, я ловкий и сильный, но приходится стоять столбом, ждать, вдруг сжалится? - а она-то, небось, и слова такого не знает.

Зато она знает великое множество других слов. Сладкоречива, змея. В чье угодно сердце заберется, как в чужую нору. Будет лежать там, изготовившись, дожидаться возвращения хозяина, чтобы вонзить в его горло ядовитые зубы. Она такая, о да. Может быть потому и не любит меня, что знает: я ее насквозь вижу. Хитрец хитреца видит издалека; был бы я старше всех, она бы у меня поплясала, пожалуй! И все бы поплясали.

Но сила не на моей стороне, и вряд ли тут что-то можно исправить. Поэтому надо терпеть. Я, правда, решил не играть больше, да вот, сама позвала. Прежде не бывало такого, чтобы она звать кого-то трудилась. Мы сами приходили.

Что у нее на уме? Не знаю, но теперь пойду.

Придется, раз так.

Иду, камешки мелкие под ногами похрустывают, словно грызет их с голодухи неприхотливый великан. Пока я раздумывал, солнце высоко поднялось над горизонтом, греет, но не жжет. Хорошее утро. Уже почти никто не вспоминает, как мы жили без солнца. Я и сам почти не помню, как, но ведь было дело, жили. А некоторые теперь твердят, будто солнце было всегда. Врут зачем-то. И ладно бы другим - так нет, себе же врут, без всякой выгоды. Не понимаю.

И пусть.

Стоят, ждут, без меня не начинают. С чего бы такая честь? Ох странно!

- Я пришел, - говорю.

- Долго же ты шел, - хмурится моя сероглазая соседка. Она строгая, но совсем не злая. И справедливая. Если бы она водила, я бы не остался вне игры, даром что никакой дружбы между нами отродясь не было.

Вот и сейчас она хоть и попрекает, но ведь говорит со мной. А прочие отводят глаза, словно бы нет меня, или даже хуже: словно бы мы все вдруг научились умирать, и я умер первым, сам того не заметив. Только черномазая, наша старшая сестренка, улыбается до ушей. Рада меня видеть. Да я что-то не рад. Но ладно, пришел, так уж пришел. Не уходить же теперь. Хотя...

- Сегодня мы будем играть совсем иначе, - говорит она, улыбаясь все шире, так, что зубы можно сосчитать, все три сотни, или сколько их там у нее. У меня пальцев на руках не хватит, а то я бы не поленился, пересчитал бы.

- До сих пор мы просто развлекались, - продолжает черномазая. - Рада, что вам понравилось. Но сегодня все будет всерьез.

Ну ничего себе! Как это - "всерьез"?! Не понимаю.

- Я вам помогу, - обещает она. - Вот увидите, нет ничего проще. Будем делить территорию. Сколько сумеете пройти-проползти-облететь - вся ваша, хозяйничайте там, как хотите.

Как я погляжу, многим стало не по себе. Но ведь не расходимся, стоим, ждем начала игры. Попробовать бы хоть разочек, как оно - "всерьез" - и гори все огнем!

Поначалу все идет как всегда: мы стоим у черты, на берегу Великой Реки, а она - далеко впереди, где начинается лес. Но когда выкликает кого-то, все отлично слышно. Голос у нее зычный, думаю, даже мертвецов из могил поднял бы. Но нет среди нас мервецов. Пока, по крайней мере, нет. Потом когда-нибудь, думаю, будут. Мы же, как и люди, под Луной живем, а она кого хочешь умирать научит.

- Афина - одна сова! - кричит черномазая, и моя суровая сероглазая соседка птицей взмывает в небо, а мы пялимся на нее, не можем понять, как это случилось?

Прежде мы никогда не превращались в птиц, или зверей, хоть и считается, будто мы все можем. Вероятно, мы действительно можем все, не знаю. Но, по правде говоря, мы пока мало что пробовали. Мы не очень давно есть, вот в чем дело. Вот и не успели еще разобраться, что к чему. Прежде нас не было, а потом мы уже были, но не было солнца, я это очень хорошо помню, а другие - почему-то нет. Некоторые вон твердят, будто мы вообще были всегда - вот же дурни!

- Ганеша - тысяча слонов!

И добродушный увалень Ганеша тут же превращается в огромного, тяжелого, красивого зверя. Медленно, с достоинством делает шаг, потом другой, третий. Ну да, ему же тысячу шагов сделать велели. То-то счастливчик. Не зря день проживет.

А я? Хотел бы я знать, на этот раз она выкликнет мое имя? Ну хоть сегодня-то, если уж у нас такая игра пошла, что и не игра вовсе...

- Себек, девятьсот крокодилов!

И - да, гляди-ка, нет больше нашего Себека, зато ползет к воде грузный, зубастый ящер. Эк его превратила! И что, интересно, светит мне при таком-то раскладе? Может быть стоило дома отсидеться? Но ведь не екнуло сердце, не предсказало беду. Значит, и не будет никакой беды? А воздатся мне за прежнее терпение, белым соколом взмою к облакам, трижды облечу землю прежде, чем солнце приблизится к горизонту...

Но соколом взлетел Гор, а чуть позже Уицилопочтли вспорхнул невесомой птицей-мухой колибри.

Жирной рыбой плюхнулся в реку Эа, медведем взревел Велес, заржал, гарцуя, Бурак, тявкнул Анубис. Мои товарищи по играм один за другим расставались с привычным обликом, и только я по-прежнему стоял столбом, гадал: кем предстоит стать мне? Или снова не вспомнит, не успеет, не обратит на меня внимание? Зачем же тогда звала? Сама ведь домой ко мне заявилась, спрашивала: "Придешь играть?" Издевалась?

Ну да, а как иначе?

Эх, не надо было ее слушать, не надо было сюда приходить. Сидел бы один, горя не знал бы...

И вдруг, когда я уже почти утратил надежду, она назвала мое имя. Впервые с тех пор, как стала водить.

- Цагн - один богомол!

И я застываю на месте, цепенею, чувствую, как истончается мое тело, как помимо воли тянутся к небу руки. Теперь я не божество, святоша. Хуже того, помешище. Ладно, пусть бы, не так уж важно, кем я буду и зачем я теперь буду, но ведь ни шагу не могу сделать! Стой на месте, руки, лапки свои тощие к небу тяни - вот и все, что тебе светит, братец Цагн, бессмысленный богомол. Ни одного шага, ни единой пяди земли мне не досталось. Так нечестно, неправильно, несправедливо, крикнуть бы, но лишь стрекочу, на потеху товарищам по игре.

Что будет теперь с бедным моим народцем? Пропадут ведь. Совсем пропадут.

Сука, подлая черномазая сука Геката.